Как продать свой скелет

скелет       Зарплата лаборанта в нашем институте была не то, чтобы очень большая, но и не сказать, что маленькая. Нормальная была зарплата. Рублей сто. И большинству лаборантов, которые были молоды, не обременены семьями и, как правило, еще пока учились на вечернем в институтах, более–менее хватало.
       В прочем не всем и не всегда.
       Вот и Алексею Полебитову, лаборанту из лаборатории Гуляковского, не хватало. То трешки до аванса, то пятерки до получки. В моменты острой нужды он атаковал, с просьбой выручить и дать взаймы, всех подряд: от приятелей до почти незнакомых сотрудников.
       И все бы ничего, но в дополнение к привычке занимать, у него была дурная привычка не отдавать, дополненная довольно уникальной способностью избегать встреч с кредиторами.
       Занятых денег он добровольно не возвращал почти никогда. По крайне мере я о таком не слышал. А ловить его у кассы было абсолютно бесполезно.
       Бывало, стоит очередная жертва Полебитова у окошка кассы и ждет и когда он придет за зарплатой, дабы востребовать свои денежные средства, с дуру отданные Лёше. Час ждет, два ждет… Все уже получили, а должника все нет. Наконец очередь рассасывается, и одинокая жертва спрашивает у кассира, “а что, Полибитов приходил?” А кассирша отвечает: “A как же. Приходил Лешенька, минут десять, как приходил. И все получил”…
       Я, честно говоря, тоже как–то попался на его удочку и одолжил на пару дней трешник…
       Месяца два мы после этого с Алексеем естественно не встречались и я уже, грешным делом думал, что занял он у кого–нибудь из руководства пятерку, не отдал, и уволили его по статье за потерю доверия.
       Ан нет…
       Как–то захожу по делам в их лабораторию, и на всякий пожарный спрашиваю: “А что, народ, Полебитов здесь?” А мне отвечают, “Странно, что вы не столкнулись лбами. Только что вышел”.
       Ну, выбегаю я, значит, в коридор. Гляжу – метрах в пятидесяти Лешенька навстречу идет, и широко так мне улыбается. Я тоже радостно улыбаюсь в ответ, ибо сейчас произойдет долгожданная встреча…
       И тут я, к несчастью, моргаю…
       Коридор пуст – Полебитов во мгновение ока испарился.
       Мда… Это был несомненный талант…

       Впрочем, особо портить с ним отношения никто не хотел, ибо владел он ключом от кладовки спортинвентаря и, будучи где–то глубоко внутри, человеком по натуре неплохим, давал его всем желающим и страждущим. Ну почти.
       Если вы решили, что получив ключ кто–то шел в кладовку за баскетбольным мячом или гирей для выжимания, то вы жестоко ошибаетесь.
       Секрет кладовки заключался в том, что не смотря на полное отсутствие места для занятий спортом в нашем НИИ, каким–то странным образом в кладовке образовалось штук пятнадцать спортивных матов, которые лежали стопкой в углу и представляли собой шикарный лежак для отдыха желающих прикорнуть на часок – другой, истомленных душой и телом, к примеру, после бурной бессонной ночи.
       Я и сам пользовался спорткладовкой несколько раз после спонтанных дружеских попоек и лишаться из–за какой–то трешки подобной возможности сладко вздремнуть, например после обеда, как–то не очень хотелось.

       Один мой приятель, в те времена хвастался, что купил остродефицитный магнитофон “Юпитер–203” практически задарма. Он всего лишь обошел всех своих знакомых, занимая между делом у кого рубль, у кого пятьдесят копеек…
       Знакомых у него было много и он таким образом довольно быстро набрал всю сумму. А было это без малого триста пятьдесят рублей.
       На вопрос, “а почему бы тебе не занимать по три рубля? Быстрей бы набрал”. Он ответил: “Три рубля надо отдавать по-любому, а из–за рубля, или тем более из–за пятидесяти копеек никто заморачиваться не будет, и скорее всего долг можно будет просто замылить. Ну, или вернуть потом… Ежели кто вспомнит.”
       Алексей Полебитов подобной житейской расчетливостью не обладал, но надо отметить, что по два раза у одного человека старался не занимать. Вероятно, внутреннее чутье ему подсказывало, что если сумма становилась для кредитора значимой, то росла и вероятность применения к Леше явно спровоцированного и правомерного рукоприкладства, Что естественно, иногда и происходило.
       Как то в один, не очень прекрасный для него день, Полебитов и еще один наш сотрудник – мэнээс Носков, проигравшийся в пух и прах в преферанс на картошке, были пойманы у кассы в день получки и выведены во двор за институтскую градирню группой коллег, крайне недовольных отсутствием выполнения взятых на себя долговых обязательств. Там оба получили по сопатке, после чего вернули все, что были должны и даже, как говорили некоторые, причастные к данному процессу воспитания, лишнее.
       В общем на фоне этих и других эксцессов, финансовые дела Алексея Полебитова находились в крайне плачевном состоянии. И он отчаянно искал, как бы их поправить, или хотя бы найти временный выход из сложившейся ситуации.
       Сопатка–то своя и когда по ней бьют, да еще к тому же кулаком – больно.

       Стоим мы как–то на лестнице, организм никотином отравляем и слушаем рассказ ребят, которые вернулись из археологической экспедиции от истфака университета. Они туда разнорабочими в свой отпуск ездили. Большой курган где–то на границе с Монголией раскапывали.
       Среди находок оказался целый скелет владельца кургана. Ценности из захоронения почти все разграбили еще до эпохи исторического материализма, а вот скелет не тронули. Раздели только. И тут завязалась оживленная дискуссия на тему сколько стоит скелет. Экспедицию снаряжали? – Снаряжали. Курган копали? – Копали, а выхлопа ноль. Одни кости.
       – Кости тоже чего–то стоят. – глубокомысленно изрек Павел.
       – Да ладно вам. Этих костей у археологов вагоны. Одно дело скелет какого–нибудь Рамзеса Аменхотеповича, а другое – не пойми чьи “ос назале” и кусок “тибиа”.
       Леха Полебитов тоже с нами стоял, только все больше молчал. И вдруг спрашивает:
       – А нормальный скелет сколько стоит?
       – В смысле нормальный? – Пашка оживился. – А древний тебе, Леха, не подходит?
       – Нет. Я про современный. Если завещать после смерти свой скелет какому–нибудь институту, сколько дадут?
       – Рублей триста. – на полном серьезе сказал Валерка. – Я как–то в Склифе в Москве в командировке был, там вроде разговор про завещание глаза был. Рублей пятьдесят. Скелет однозначно дороже.
       – Да кто ж его “на потом” у тебя купит? Это же надо к ноге, или какому другому органу, бирку приковать пожизненную и мужика с топором приставить, чтоб сзади за тобой как тень бродил. А как только ты, Леха, дуба дашь, чтобы по быстрому освежевал и скелет из тебя выдернул. – я аж подавился от хохота. – Ты лучше про мозг договорись, можешь его прямо сейчас сдавать – он тебе не нужен.
       Все заржали так оглушительно, что лестница загудела и пролеты ответили гулким эхом.
       – Тихо вы, Михмиха разбудите и он спокойно покурить не даст – всех разгонит. Ты, Лёша, если интересуешься, в первом меде спроси. – Серега Никитский бросил окурок в урну. – Там точно запчасти человеческие покупают. Может и твой скелет на что сгодится… Первокурсников в анатомичке пугать”.
       Все засмеявшись стали расходится по лабораториям, а Валера, поймал Полебитова за отворот халата, и понизив голос тихо сказал: “Слушай, Лёха, если серьезно хочешь с органами расстаться, съезди в институт физиологии Сеченова, на Тореза. Это я тебе дело говорю. Там на вахте спросишь – тебе все растолкуют”.
       И развернувшись, ушел в лабораторию.
       Если бы Леха Полебитов пореже занимал деньги и не прятался бы от коллег, он был бы в курсе, что за Валеркой давно ходит слава злого шутника. И чтобы не попасть в какую–нибудь историю, лучше держаться от него подальше. Валера не пропускал ни одной глупости исходящей от коллег по научной деятельности и бросался на нее как ястреб из поднебесья.
       Полебитов этого судя по всему не знал, или просто не принимал во внимание, так что не почувствовав подвоха, пошел узнавать адрес.

       Прошло несколько дней. Разговор о торговле скелетами забылся и растаял как ранний туман на картофельном поле.
       Сидим мы как–то на “креслах”…  Это так у нас называлось фойе перед конференцзалом с объемной лепниной на стене про всплывающего аквалангиста, и в котором стояли столики с креслами на которых обычно проводились институтские шахматные турниры и где можно было курить, пока начальство не застукает.
       Вдруг прибегает Сергей Менелас (какие же заковыристые фамилии случаются у научных сотрудников) и спрашивает:
       – Полебитова не видели? Взял, гад, трешку, а мне в командировку ехать.
       – А ведь точно, на этой неделе вроде бы и не появлялся. Может заболел?
       – Ты, Серега, в лаборатории спроси.
       Менелас рванул по коридору и минут через пять вернулся.
       – Там он. Работает. Отдал. – И гордо показал всем трешник.
       – Врешь!
       – Иди расскажи кому–нибудь другому!
       – Грешно смеяться над больными наукой сотрудниками…
       – Да точно! – Менелас достал кошелек и засунул в него мятую трешку. – Я сам поразился. Я ему говорю: “Отдай гад трешник”, – а он мне. – “Сейчас, Сережа”. Полез в пиджак, достал и отдал.
       И тут появляется сам Полебитов, с опущенной головой, мрачный как туча.
       – Здравствуйте, – говорит, – ребята.
       Сел на край кресла и и стал рассматривать свой ботинок.
       Ну, нравятся человеку его ботинки, чего ж тут поделаешь – пусть разглядывает. Хотя для Алексея такое поведение было крайне нетипично, все таки он был человек оптимистичный и временами даже где–то веселый.
       – Чего с тобой, Леха? – спрашиваю.
       – Да ничего. Нормально все. А у тебя как дела?
       – Что это тебя мои дела заинтересовали? Обычно ты от меня по коридорам бегаешь, а тут сам пришел. Может трешку решил отдать?
       – Да. Решил. И твою трешку тоже. Только чуть позже. – Не поднимая головы грустно говорит Подебитов. – И вообще, скоро всем все отдам. Надоела такая жизнь взаймы.
       – О! Полебитов Ремарка помянул. Видать, социально–туберкулезную болезнь подцепил.
       – Или ласты склеить собрался, как наш аквалангист с пузырями на стене.
       – Да он все скелет свой продает. – засмеялся Валера. – Только размер у него не ходовой – никто не берет!
       Народ весело заржал.
       – Ладно. Злые вы все. Уйду я от вас! – Полебитов встал и понурив голову пошел обратно в лабораторию.

       Неделю или две я Алексея не видел.
       Вдруг, вижу – идет он мне навстречу по коридору, я аж глаза растопырил – моргнуть боюсь, только бы не смылся. Нет, не исчез. Подходит, улыбается во весь рот, и вообще вид у него бодрый, глаза блестят… Давно я таких радостных людей не видел.
       – Привет! Держи свои три рубля. – и трешник мне протягивает.
       Я аж опешил.
       – Никак скелет продал? – интересуюсь.
       – Не а, – говорит. – Магнитофон.
       – А как же сдача органов населением?
       – Было дело. Сейчас расскажу…

       – Короче, собрался я значит, поехать в институт Сеченова на Тореза. Валерка посоветовал. Скелет не скелет, но какой–нибудь орган завещать после смерти за вознаграждение я решил однозначно. Не буду же я зазря через весь город тащиться. Взял, значит, за свой счет неделю, и думаю – поеду в понедельник с утра, а потом на дачу мотану отдохнуть от трудов праведных. Лег вечером в воскресенье в постель – сна ни в одном глазу. Если и засыпал, то минут на десять максимум. Все, знаешь, какая–то чертовщина снилась. То мне ногу отрезают, то какой–то хмырь в окровавленном халате кричит: “А ты мелкий шрифт в договоре внизу читал?” и секатором щелкает.
       Встал утром – ноги не идут. Решил, поеду во вторник… В общем всю неделю так и промучился. Спать не могу, есть не могу, приятели с портвейном зашли – так и пить не могу! Полный абзац!
       В пятницу с утра наконец решился – поехал. Вышел из метро на площади Мужества и пошел. Поверишь, нет? Ноги совсем не держат. Пока шел, раз пять садился на газон. Прислонюсь к какой–нибудь липе, сползу по ней на травку, посижу минут несколько, потом снова иду. Сердце колотится, в глазах темнеет, в ушах звенит… Ментовка с сиреной мимо проехала – сердце так заколотилось, думал инфаркт будет. Все–таки кое–как добрел.
       Прошел мимо входа, вроде как турист. Памятник на газоне осмотрел, Академику Орбели. “Вот ведь блин, – думаю, – институт физиологии имени Сеченова, а памятник Орбели поставили”.
       Эта мысль меня несколько отрезвила. “Ну, все. Хватит. Раз приехал – топай”.
Как по ступенькам ко входу поднялся, как дверь открывал, как входил, даже и не помню. Полный провал в памяти. Очнулся перед бабулькой–вахтершей в будке. Она меня строго так спрашивает:
       – Вы к кому?
       – Не знаю. Где у вас тут органы от населения принимают?
       – Какие еще органы?
       – От населения, – говорю. – Человеческие органы. Почки всякие, скелеты… Которые после смерти.
       – Нету тут никаких органов. – отвечает бабуля. – Здесь физиологический институт.
       – Да я понимаю, что вы скорее всего не в курсе. Вы мне, пожалуйста, кого–нибудь из сотрудников института позовите, кто тут у вас исследованиями занимается. Я же не просто так пришел. Меня к вам тоже из научно–исследовательского института прислали.
       – Ладно. Ты постой тут в вестибюле, а я сейчас кого–нибудь вызову.
       Хорошенькое дело. У меня ноги ватные подгибаются, а она “постой”. Ну, да ладно, подошел к стене со стендом, что–то вроде “Лучшие патологоанатомы нашего института” и подпер его плечом.
       Стою. Привыкаю. Вахтерша по телефону звонит. Минут через несколько прибегает молодой парень в белом халате. Подходит ко мне и говорит:
       – Вы к кому приехали? Я не совсем понял, что на охране сказали. Какие органы? Вы из какого филиала?
       – Я насчет сдачи органов, – отвечаю. – Человеческих. После смерти. По завещанию.
       Тут он рассмеялся и говорит:
       – Теперь понял… Вот что. Разыграли тебя, парень. Ступай себе с миром! Никакие органы мы не принимаем, не до смерти, не после, не за деньги, не даром. Так что живи и пользуйся дальше своими органами.
       – Как же так? Мне же сказали…
       – Слушай, это же древняя студенческая хохма, еще со времен Сеченова Я когда учился в сангиге, тоже как–то попался на эту удочку. Только меня в первый мед послали. Так что иди, куда там тебе надобно, и больше не слушай всяких юмористов.
       Пихнул он меня в грудь кулаком и смеясь убежал через проходную со словами: “Гоните этого балбеса отсюда”.
       Вахтерша сразу руками замахала “Выходите на улицу. Здесь научный институт. Здесь находиться не положено!”
       А я стою с открытым ртом как истукан и сдвинуться не могу. Хотя уже чувствую как сердце переходит на правильный ритм и ноги с руками чувствительность обретают.
       Уф. Отошло, отпустило.
       Вышел я на улицу – солнышко светит, деревья с травкой на газонах зеленеют. Из Сосновки теплый, и такой ласковый, ветерок дует. Небо голубое, аж синее… Сплошная эйфория и Левитан вокруг. Живи, да радуйся! Вздохнул я полной грудью, и понял – как же хороша жизнь и как хорошо, что я живу. И не нужны мне никакие продажи скелетов! Ну, а деньги дело наживное!
       Вот так вот!

       Полебитов еще раз улыбнулся, похлопал меня по плечу и широкими уверенными шагами направился к “креслам”.
       И тут я услышал его голос:
       – Короче, ребята, одолжите мне кто–нибудь трешку до аванса дотянуть, я только что последние деньги Юлиану отдал…  

—————————

Страница рассказа на Дзене            

 

Все права защищены © 2022 Юлиан Ниврадов Свидетельство о публикации 221122601067